Кафе "Focolaio"
29 октября 2010 года. 17:03

К своему стыду, на подобных машинах Марго еще не каталась, но быстро вошла во вкус, проникшись тем самым чувством  превосходства, которое неизменно преследует королей, морально подавляющих всяких там мелких людишек если и не широтой своего кругозора, то уж точно мощью и габаритами кареты. В целом, поездка прошла весело и с ветерком, чего, впрочем, следовало ожидать. Всю дорогу Вальянт без умолку болтала о чем угодно – искусстве, своем радужном детстве, предстоящем карнавале в честь Хэллоуина, вскользь затронув даже политику Берлускони – но только не о тех сумрачных мыслях, так явно терзавших ее в кафе и иногда мельком задавая Феликсу всевозможные наводящие вопросы, чтобы ненавязчиво выяснить цель его визита в Сагредо.
- Хочу себе такого же монстра, - объявила художница, после того, как они, наконец, припарковались около утопающего в зелени дома. Не став дожидаться, когда дядюшка галантно распахнет с ее стороны дверцу – а он ну просто обязан был поспешить это сделать – Марго выпрыгнула из машины и, решив, что тянуть больше нельзя и сейчас наступило как раз подходящее время чтобы предупредить о главном, чуть смущенно отвела взгляд от родственника. – Кстати, у нас гостит матушка. Я боялась, что ты можешь не принять мое приглашение, если я скажу об этом сразу. Но теперь уже поздно что-то менять, она наблюдает за нами из окна.
Так это или нет, сказать было трудно, потому что когда Вальянт взяла Феликса под руку и потащила к входной двери, ничего страшнее трепещущих на ветру занавесок в окнах не мелькало.

Почему у родственников с самого начала не заладились отношения, было для нее, любимой и крепко любящей, непостижимой тайной, с существованием которой приходилось мирится скрепя сердце, и ничто не выводило Марго из равновесия сильнее, чем ссоры этих двоих. Просеменив за дядюшкой в дом, она продолжила напряженно следить за Летерией, грозное лицо которой выражало недвусмысленную угрозу в адрес деверя, чтобы в случае чего не теряя времени, самоотверженно бросится на амбразуру, дабы защитить ехидную, но привлекательную физиономию Феликса от досадных увечий.
Но на этот раз обошлось без кровопролития. Синьора Вальянт удалилась почти спокойно, лишь бросив на дочь чуть менее злой, обиженный взгляд, одновременно и осуждающий, и дающий понять, что теперь ее отъезд из Сагредо значительно ускорится, в связи с чем Маргарите должно быть очень и очень стыдно. К счастью для Феликса, Летерия ни сном ни духом не ведала о небольшом открытии своих кровинушек, иначе наверняка  скорее легла бы в гостиной костьми, но дом никогда не покинула.
Облегченно выдохнув в унисон, явно расстроенная художница прикрыла входную дверь, обхватив деревянную резную ручку с такой силой, что костяшки пальцев побелели, неуверенно взглянула на Вальянта, вздохнула еще раз и небрежно затараторила:
- Я уже говорила, что послезавтра будет карнавал в честь Хэллоуина? Ты обязательно сводишь туда Ринату, она в последнее время так грустна! И… может бить чаю или кофе? Нет? Еще я задумала переделать одну гостевую спальню в детскую и хотела узнать твое мнение относительно некоторых нюансов… - мелкими шажками она подступила к Феликсу и увлекла его в сторону мягкого дивана, - кстати, в баре есть бутылка замечательной мадеры и попробовать ее нужно как можно скорее, так как, я подозреваю, матушка с подругами уже положили на нее глаз… - усадив дядю, она нервно прыснула и опустилась следом на диван, сжимая своими пылающими ладонями его кисти. - А вчера мы были в академии. Я даже не думала, что в провинциальном городке может быть такая чудесная академия! Еще в кабинете ректора Альмейды мы нашли дневник отца. Ты знал, что твой брат охотился на оборотней?

Видели ли вы когда-нибудь осину, трепещущую под порывом легчайшего ветра какой-то своей особенной, внутренней дрожью, будто зарождающейся где-то непостижимо глубоко, в самом сердце корней, вязей и сплетений, поднимающейся все выше и выше к кончикам стеблей и листьям, словно желая вырваться из дрожащей деревянной плоти? Нечто подобное испытывает любой человек, ожидающий ответ, который может стать приговором или помилованием. Нечто подобное испытывала и Маргарита, когда целую долгую-долгую-долгую минуту, пока Феликс держал паузу, сидела молча, прямая как струна, чуткая как скрипка, с надеждой и страхом буравя его лицо своими чуть расширенными от волнения глазами. По сути же недоуменный ответ, ответ шутливый, ответ резкий, но так или иначе отрицательный означал не более чем необходимость внести коррективы в факты общеизвестные и удачно вписывающиеся в ткань привычного мира. Но никакими словами художница не сумела бы выразить, до какой степени рассчитывает на дядюшку, полагая, что он сразу же возьмет все в свои руки, не потребует очередных объяснений, не станет мучить неверием, оградит и скажет, что теперь делать, как защитить Ринату. Мысли вновь вернулись к сестре. Где она? С кем она? О чем думает? Что планирует? Непроизвольно Марго впилась ноготками в руки Лиса, даже не заметив этого, смотря на него, но уже сквозь него. Напряжение, волнами исходящее от нее как от брошенного в воду камня, ненадолго задерживаясь на кончиках покалывающих пальцев постепенно заполняло комнату. Но комнаты уже не было. Был Феликс, была она, были страхи и тревоги, которым дали свободу и больше никого и ничего вокруг, так что ни уличный шум, ни музыка из кухонного радиоприемника, долетая до ее сознания, не задерживались в нем надолго, проносясь мимо как шумы и помехи из другого измерения. 
Он наконец ответил, бросил шутку, подкрепил ее улыбкой, позволил себе быть собой обычным, в то время как она в страхе понимала, что привычной жизни у них уже никогда не будет. Марго и предположить не могла, что дядюшка солжет ей в таком важном вопросе, и именно это, мучительная необходимость в третий раз повторять объяснения, убеждать в реальности того, что и так надежно засело в сердце острой ледышкой, позволяя лишь изредка и ненадолго думать о чем-то еще кроме паутины тайн, оплетшей город, заставило вернуть ему внимание, взглянуть совсем по-другому, с горечью и обидой, продолжая методично изучать лицо напротив, словно считывая с него потаенный мысли.
Но немного позже до Вальянт дошло, что родственник совсем не удивился тому, что именно нашли его племянницы, где они это нашли, и почему находка вызвала такое смятение. Для четкой уверенности, что ее водят за нос этого наблюдения было недостаточно, но смуту в душе оно все же посеяло.
- Игру?! - художница резко отпрянула, как если бы на нее замахнулись, желая ударить, и на журнальном столике лопнула ваза с желтыми хризантемами. Она потянулась к своей сумке, оставленной тут же, извлекла из нее маленькую, больше похожую на нотатник книжку в кожаном переплете, с которой теперь просто не могла надолго расстаться и положила ее на стол напротив Феликса, как бы не замечая, что по блестящей поверхности стремительно расплывается прозрачная лужа. - Вот, ознакомься. Здесь читы на все уровни.
Встав, медленно, словно воздух сделался плотным и вязким, она прошла к бару, раскрыла дубовую дверцу, и наполнила – Летерия все же успела вскрыть бутылку - два бокала белым вином, вернулась к дяде и протянула ему угощение.
- А когда закончишь чтение, попробуешь отгадать загадку: сколько лап у отца твоего будущего внучатого племянника.
Контрольный выстрел. Маргарита сдула воображаемый дым с указательного пальца, отвернулась и подошла к окну. Не смотря на то, что по телу разливалась непонятная ноющая усталость, как после многочасового упорного труда, она чувствовала себя значительно лучше. Через дорогу, на соседском палисаднике играли дети. Их крики и звонкий смех наполнили гостиную, будто внезапно открылись невидимые шлюзы, и это тоже было хорошо. На кухне Лучано Паваротти уже брал заключительные ноты партии Тибальда.

30 октября 2010 года. 13:00.

Она никак не могла подобрать нужный тон. Раз за разом смешивая на палитре краски, добавляя то красный, то желтый цвет, чтобы получить тот самый пурпурно-оранжевый оттенок гало вокруг солнца, видение которого надежно засело на шероховатом холсте с тяжелыми влажными следами мазков, художница оставалась недовольна результатом. Муза изобразительного искусства – а такая с расцветом живописи не могла не затесаться на божественный пантеон к остальным сестрицам – была ревнивой и нетерпимой особой. Своих апологетов она предпочитала ни с кем не делить, поглощая их без остатка и без остатка отдаваясь сама. Именно в таком союзе рождаются картины, ради которых и следует брать в руки кисть.
Но на палитре упорно возникало все что угодно, но все не то. Мысли Маргариты блуждали далеко, и ее покровительнице это было не по нраву. Наконец последний, оборвавший терпение взмах кисти – корявый и непослушный как у новичка – заставил отложить в сторону инструменты, вытереть измазанные пальцы о рабочий халат, извлечь из кармана телефон и набрать в десятый, сотый, тысячный раз заветный номер, чтобы услышать, что абонент по-прежнему недоступен.
Присев на ситцевый диван, художница окинула невидящим взором светлую мастерскую. У нее не осталось и десятка картин – щедро раздарив друзьям, приятелям, знакомым свои работы, она взяла в Сагредо лишь самое ценное, с улыбкой утверждая, что обязательно напишет еще больше, еще лучше, уже скоро. А напишет ли? Все завертелось волчком, мир, с ценностями, меняющимися стремительно, подобно выигрышным ячейкам на рулеточном колесе, сдвинулся с места, и вернутся в исходное положение никак не мог. Красное, черное, зеро. Предугадать следующую комбинацию случайностей было практически невозможно.
Вчерашний разговор в гостиной затянулся допоздна. Может быть, самый откровенный разговор, что слышали стены этого дома. Ни лжи, ни тайн, ни полуправды, с каждым словом все больнее и легче, как будто медленно режешь вены и незаметно уходишь на новый уровень самосознания, Вавилонской башней высотой до небес возвышающейся над упреками Летерии, вернувшейся домой, снова проигравшейся в бридж и снова недовольной присутствием Феликса, отсутствием Ринаты, распитием мадеры… Не вдумываясь, отвечая невпопад, оставалось лишь подняться наверх, еще некоторое время слыша за спиной разгоряченные голоса родственников и забыться если и не во сне, то хотя бы в здоровом анабиозе, приняв две таблетки фенобарбитала с сомнительным сроком годности, похищенные из аптечки сестры.
К завтраку она не спустилась. На требования матери, сначала обеспокоенные, потом взволнованные, а затем и вовсе раздраженные – тоже, предоставляя Летерии возможность толковать поведение дочерей как ей заблагорассудиться. И она истолковала. Все утро оставаясь наедине с Феликсом – возможно ссорясь, возможно ограничиваясь лишь мелкими обоюдными колкостями, довольствуясь лаконичным объяснением, что старшая дочь ночует у хорошего друга со всеми вытекающими отсюда последствиями как-то отключенный телефон, а младшую внезапно одолели мигрени, она сделала единственный очевидный вывод. Деверь хоть и не был виновен во всем происходящем, но очевидно, что его появление как лакмусовая бумага обнаружило ту невидимую реакцию, происходящую в ее семье, и этого было достаточно. Обвинив Лиса в растлении племянниц и множестве других смертных грехах, Летерия долго, громко и демонстративно собирала вещи, вероятно, добиваясь извинений и увещеваний остаться, быть может, даже в обмен на незамедлительное выселение ненавистного родственника. Но хорошо сыгранный блеф обернулся против нее же, заставив идти в своей преданной, обиженной и униженной роли до конца, превратившись взаправду в преданную, обиженную и униженную женщину, покидающую некогда родной дом.
Марго тяжело вздохнула. Горько было сознавать, что «ложь во благо», так оскорбляющая еще позавчера, сегодня уже заняла почетное место главного оружия в ее борьбе за благополучие дорогих сердцу людей, а радость оттого что хотя бы одним Вальянтом в Сагредо стало меньше, никак не могла перевесить боль, причиненную немолодой, овдовевшей матери. Встав, художница подавила желание вновь воспользоваться телефоном, зная каким-то внутренним чутьем, что Рината цела и невредима. Тогда, в далеком апреле 2007-го, еще за несколько дней до рокового девятого числа, она испытывала столь сильную тревогу, что порою даже кисть не могла удержать в непослушных, трясущихся руках. Сейчас же, когда после раскрытой Феликсом правды все странные происшествия из детства и юности получили пусть и пугающее, но по крайней мере объяснение, разлад внутри зарубцевался холодной ледовой коркой, по которой оставалось лишь осторожно скользить, прислушиваясь к инстинктам, говорившим, что о сестре пока нечего беспокоится.
Сбросив халат, Маргарита еще раз взглянула на уродливую, как  казалось, картину. Если ей и суждено было написать что-то действительно стоящее, то однозначно не сегодня. Спрятав телефон в карман, она поднялась по узкой лесенке, ведущей из скромной мастерской в гостиную.

Толкнув дверь, художница первым делом увидела Феликса. Наверняка, он мог найти более интересное и плодотворное занятие, чем в одиночестве коротать время в гостиной на диване, точь-в-точь похожий на себя вчерашнего – мрачного и подавленного, но не стал, предпочитая как преступник вернутся на место преступления. Для полного сходства картины не хватало только Марго. Впрочем, она явилась, чуть слышно прошелестев светлыми бесформенными одеждами, остановилась напротив Лиса, усмехнулась как-то по-новому, одновременно насмешливо и сострадающе.
Его вопрос, заданный далеко за полдень, особе, выглядящей так, как выглядела она сегодня, мог сойти за неудачную шутку. В то же время задать его было самым правильным, что мог сделать в данной ситуации Вальянт – нарушить давящую тишину.
- Рината вчера сказала по телефону, что встретила старого и очень хорошего друга… - невпопад проговорила Маргарита и ненадолго замолчала, не замечая, что указательный палец задумчиво блуждает по нижней губе. Ее взгляд приковался к окну, будто она надеялась, что на улице вот-вот покажется знакомый округлившийся силуэт сестры. – Единственный друг, который у нее есть - Ардженто. Йоан Ардженто, охотник из Ватикана. Но Рината сказала, что он… умер, я думаю… Боюсь, это ОН, - Вальянт возвратила внимание дяде, даже не заметив, что понизила голос до громкого шепота, в каком-то суеверном страхе опасаясь упоминать это существо вслух даже в собственном доме, - ее преследует. Я уверена, моя сестра в безопасности, но она не объявляется уже сутки. Мы должны что-то предпринять. Может, отправится к… НЕМУ домой?

Феликс Вальянт никогда не был способен на статичное и долгое пребывание в определенном состоянии, тем паче, угнетающим его поверхностную натуру, глубину которой видел только он и некоторые из близких ему людей, для которых внешняя шелуха иногда сметалась прочь. Как бы то ни было, но изменить уже ничего нельзя, принятые обстоятельства укоренились в голове, не вызывая больше того шокированного состояния, в коем он пребывал весь вечер и большую часть ночи, ничто уже не рушило картину мира и даже Летерия благородно предоставила в его власть этот маленький мир посреди Сагредо, чем еще больше взбодрила девере и подняла, упавший было, дух.
Единым махом опустошил свою чашку с кофе, отчего глаза полезли на лоб, этими же округлившимися глазами проследил за взглядом Марго, извернувшись на диване, чтобы самолично лицезреть, какая именно картина из внешнего мира натолкнула ее на подобные мысли, не увидел ничего кроме благопристойной лужайки, с кустиками, цветочками и садовыми гномами, один из которых состроил гаденькую физиономию и казалось, насмехался над жителями дома, что заставило протереть глаза и после этого незамысловатого жеста обозревать все того же гнома, но уже с более добродушным и простоватым выражением на лице, отвернулся от окна он как раз вовремя, чтобы абсолютно пропустить прибытие чужого авто к дому. Далее все внимание было сосредоточено на племяннице, ее мысли отчасти казались здравыми, а невозможность и стойкое нежелание топтаться на одном месте, точнее греть пятую точку на мягком диване, пока старшая из вверенных под его строгий контроль сестер слоняется неизвестно где, неизвестно с кем и для полноты картины неизвестно как.
Одно конкретное решение на будущее созрело в мозгу, подсвечиваясь самодовольной улыбкой. Лис решил во что бы то ни стало, во избежание дальнейших подобных ситуаций и желая все держать под бдительным контролем, надумал обвешать девочек жучками, внедрить их во все предметы гардероба и спокойно работая над очередными новациями наблюдать за передвижением девушек не отходя от процесса, благо недостатка в техническом развитии и умении не имелось. Хотя будущая проблема и казалась временно решенной насущная все еще стояла перед ним и Марго. Покрутив на руках часы, циферблат которых вечно скатывался куда-то вдаль от взгляда, Феликс, просчитав что-то в голове, испытующе посмотрел на взволнованную племянницу, подцепив от нее парочку нервных «бацилл», которые тут же начали плодиться и размножать заставляя и его сменить свое благодушно-расслабленное в некоторой мере состояние приобретенное по мере свыкания с мыслями о прошедшем на нервически-напряженное, живо состряпанное при помощи парочки иносказаний, после которых он впал в окончательное бессознательное состояние, пытаясь вычленить, кто там все-таки мертв и кто такой ОН…какая-то из порций выпитого вчера алкоголя на пару с женой брата явно была лишней, если он разучился понимать и дешифровать достигающие сознание чужие речевые потоки. Малодушно решившись не спрашивать кого именно она имеет в виду, дабы не навлечь на себя гнев и обвинения в том, что он ее не слушает/слушал, Лис предпочел сделать собственные выводы, которые наталкивали его на отца ребенка, этим он и удовлетворился, прозвучавшая вчера в разговоре фамилия Лафает, так же приправляла информацию, ибо более известной фамилией в городе сейчас была разве, что Тассо, так что кто, где и когда потихоньку встало на свои места.
- Подождем еще немного, если до четырех не появиться…, - договорить он не успел, стук в дверь прервал не только слова, но и мысли о вызове Армии спасения и пригоне пушек к дому Лафаета, как и дальнейшее вооруженное восстание в поисках и извлечении из лап наглого захватчика Ринаты.
- Кто бы это мог быть? – с легкой улыбкой он чуть ли не бегом направился к двери, чая встретить там их «блудного сына», но наткнулся на коварно-безразличную Роксану, которую так и хотелось ущипнуть, ну или укусить для вливания живительного гормона нездорового, но очень притягательного бешенства в кровь, - уже соскучилась? – приподняв в немом удивлении бровь, Феликс распахнул приветливо дверь, тем не менее, не убирая ладонь с деревянной поверхности, планируя небольшую провокацию для гостьи, как только та решится пройти в дом.

Голос встречающего Роксана услышала за пару последних шагов…Феликса, и к этому времени успела иронично закатить глаза, скрестить на груди руки, и снова нервно скинуть их вдоль тела. Она нашла его глазами сразу, стоило двери открыться, и встретила индифферентным  взглядом, в котором лишь слепой бы не прочел столь короткое и явное «засранец». Роксана избрала для себя образ учительницы, так и раздираясь от желания вставить нравственную шпильку, но на губах еще теплилось ощущение его губ, как маячок, что о морали не ей его учить, и поэтому предпочла просто молчать. Это казалось единственно правильной мыслью, плюс ей стало интересно, как долго он это выдержит,  как скоро потеряет к ней интерес и как скоро ее собственная совесть вернется в свой привычный невозмутимый вид, перестав вновь и вновь позволять всплывать этому не такому уж и хорошему поцелую в памяти.  Медленный взгляд лениво сполз с лица Феликса на встревоженную и, как всегда, прямолинейную Марго. Сделав вид, что слова Вальянта она пропустила мимо ушей, Мур не спешила ответить и на слова младшей Вальянт, пользуясь представившейся ей возможностью проникнуть в дом после волшебного слова «проходи». Поведя плечом и саркастично улыбнувшись Феликсу, ведьма легко протаранила себе вход.
- Видимо, я не зря запереживала ее безмолвию, - Роксана обвила всех внимательным взглядом. - Я звоню ей со вчерашнего вечера, но ее телефон не доступен. Поэтому и приехала. Она не ночевала дома?
Горло сперло от страха за подругу. Мур жадно ждала ответа Марго или Феликса и уже позабыла о своем данном обете молчания для него. Неужели что-то могло случиться с Ринатой? Роксана напряглась, но, вопреки ее человеческим инстинктам заботы о близких, ее шестое чувство спало глубоким сном, не вызывая  и тени подозрения.

Вполне возможно если бы не спасительный стук в дверь и его испепелили бы прямо на старом добром коврике, который помнил не одно падение малолетних членов семьи в трех поколениях, хотя может этот коврик был страшно похож, на тот на котором он однажды совершил фееричный пируэт и расквасил нос…брату. Марго каким-то неуловимым и необъяснимым колдовством возвращала его в детство и воспринималась им уже не как племянница, а как строгая мама, на которую художница была очень похожа, видимо, гены передаются через поколение. Будучи застигнутым у двери за легковесным кокетством, он чуть не покраснел, застигнутый на месте преступления, но вовремя собрался с мыслями и успел отвесить Марго ответный подзатыльник…мысленно, физическому воплощению подобного жеста мешало присутствие гостьи, но оно не спасло малолетнюю племянницу от обещающего взгляда, который сулил ей долгое и изматывающее мстительное действо, Лис не придумал какое, но задор, поселившийся в нем с приходом Рокс, грозил задеть всех в дальнейшем.
- Да-да, проходи! – вторил заведенной племяннице, прилагая одновременно все усилия к тому, чтобы проход гостьи не прошел без физического столкновения с ним, но не ожидал, что Мур окажется столь стремительна и без видимых усилий прорвется сквозь «железное ограждение». Недоуменно уставившись вслед девушке, громко захлопнул дверь и прошел обратно в гостиную, где произошла забавная переброска вопросами и все они о Ринате, звезде этого дня. Собственно, ее отсутствие начинало ощутимо сказываться на покое вновь вернувшегося Феликса в город, и решительные действия в противоречие недавним словам все-таки назревали в его голове, но он решил дать ей еще несколько минут на спасение, перед тем как ее последний шанс на благополучное разрешение ситуации не потонет в бездне.
- Чай, кофе, останешься на ночь? – решил внести лепту в всеобщее оживление своим вопросом, обращаясь к Роксане и приторно улыбаясь при этом, скрывая лукавство за маской мнимой наивности. Все представление нарушило движение за пределами дома, которое уловил чуткий слух, тренированный долгими годами, чтобы замечать малейшее изменение внешней среды, которое могло в дальнейшем спасти жизнь. Мгновенно насторожившись и собравшись, Феликс расслабился только тогда, когда стало понятно, что это Рината, явившаяся, как ни в чем не бывало пред их светлые очи, не испытывая при этом внешне ни грамма мук совести за свое безвестное отсутствии.
- Ну, привет, племянница, -  рискнуть повторить трюк с крепкими объятьями подобно тому, что удалось провернуть с Марго, Феликс не решился из-за интересного положения девушки. Его вообще отчего-то пугали беременные женщины в опасной близости от себя, он необоснованно, руководствуясь собственными представлениями, не подкрепленными ни одним действительным фактом, считал, что женщины в подобном состоянии не приспособлены для ходьбы, объятий, да и вообще каких-либо действий, которые заставляют их шевелиться, поэтому закономерно старался их сторониться, сразу попятившись от Ринаты, опасаясь совершить что-то, что могло бы ей повредить и впечатался при этом в Роксану, чему не придал особого значения, примирительно приобняв ту за плечи, - я, конечно, не ждал, что ты будешь встречать меня с цветами и плакатами в аэропорту, но все-таки чаял повидаться еще вчера, - с легким намеком на собственное недовольство подобными обстоятельствами, почти что отчитал Ринату, в том тоне и тех выражениях, что счел приемлемыми для себя, - ничего не хочешь нам объяснить? -  создав парой фраз фактически тройственный союз, некую коалицию против одной Ринаты, Вальянт упрямо ожидал более развернутых объяснений, чем отключенный телефон. Единственный неучтенный пункт его плана – поведение Марго, чьи нервы казалось были на пределе, а после вчерашнего эксцесса с вазой, он начинал опасаться, как бы это снова не вылилось наружу, становясь еще большей проблемой, чем ночные гуляния старшей сестры.

Напряжение с ее появлением выросло вдвое, словно она раздвинула границы щели в платине своими вопросами. Марго не скрывала свои претензии к этому миру и испепеляла глазами дядю, который отнюдь не выглядел озадаченным. Как это было на него похоже. Роксана, как «золотая середина», заняла нейтральную позицию и, казалось, словно не дыша, следила за Марго с таким вниманием, что не успевала парировать Феликсу на его шутки, та была, мягко говоря, на грани паники. Человека нельзя судить за вспыльчивый характер, когда дело касается семейных уз, это была именно та ситуация, в которой  Роксана искренне понимала младшую Вальянт.
    От вынужденного мирового молчания Мур спасло только внезапное появление Ринаты, которая вошла в гостиную и словно рукой сняла напряжение в комнате. Увидев Феликса, подруга вспыхнула радостью. От нее веяло костром и лесом – запахи быстро наполнили комнату. Роксана скрестила руки на груди, в ироничном жесте и с интересом поглядывала на подругу, как на напроказничавшего ребенка. Сбросив ненавязчиво руку Феликса, она улыбается, будто знает то, что другие не знают. Когда Марго, по виду желающая одним взглядом пристыдить собственным сестру, вкладывая в него все свое возмущение, Мур закусив губу оборачивается на Ринату.
- Кажется, ты только что из каменного века? – мурлыкнула она и немного заинтриговано покачнулась. - И как это? Стоило того? – улыбка преобразилась в заговорческий намек.
Отключенный телефон, запахи уединения от города – это смахивало на романтический поход, и вряд ли это были подружки по колледжу. Рината святилась изнутри, посвежела и выглядела удовлетворенной кошкой, не смотря на некоторую скованность. В такой момент Роксана сочла кощунством осуждать ее за пропажу и потраченные нервы. Единственный взгляд на нее, и любая попытка злиться исчезала - Мур без промедления встала на сторону подруги, готовая в любую секунду отбить ее от претензий любящих родственников.

Явление Ринаты ничего толком не изменил в диспозиции в гостиной. Единственным следствием предстало ослабление волнения родственников, так как более чем здоровый и сияющий вид виновницы скопления друзей и родных на единицах квадратных метров старого дома явно давал понять, что никаких, воображаемых собравшимися, несчастий на эту светловолосую голову в часы отсутствия не свалилось, но вот-вот грозила опуститься гроза праведного гнева. Гнев Феликса имел свойство временно отступать с переднего плана, давая простор более радостным и животворным эмоциям, которые полностью заместили собой место в его душе при встрече с родной племянницей, но вот глядя на довольную физиономию оной, вся радость встречи отступала на второй план, справедливо пасуя перед строгим и сердитым дядей, которым ему приходилось бывать пару-тройку раз в своей жизни и то в большинстве своем в шутку или чтобы произвести впечатление на кого-то.
Разделить радостное состояние Ринаты, или безмолвное одобрение Роксаны он не мог чисто физически, слишком уж проникся ощущением ответственности, которая исключала допущение подобного попустительства к племяннице, не принесшей слезные извинение, а точнее даже не озвучившей ни одного весомого аргумента в оправдание своего более чем длительного безвестного отсутствия. Уточнение, что время было проведено в компании возлюбленного «хвостатого» привело к еще более негативным последствиям, усугубившем и без того угнетенное состояние Вальянта. Тучи собирались и ознаменовывали свое присутствие нахмурившимся лбом, а руки чесались устроить из шкуры Ромео решето.
Найти, что сказать в данной ситуации Лис не мог, как ни старался. Единственное, что просилось на свет это сарказм, сдобренный изрядной долей осуждения, которое и без слов достаточно отражалось во взгляде, пригвоздившем нашкодившую девицу к месту, но «девица» была уже вполне сформировавшимся человеком, давно уже перевалившим за черту совершеннолетия и практически недоступна нотациями дяди, который впервые за долгое время соизволил принять участие в ее судьбе. Открыв рот, но так ничего и не произнеся, Феликс лишь тяжко вздохнул и предпочел лучшим средством от подобного угнетенного состояния пройтись по комнате из угла в угол, как раненный хищник, едва сдерживаясь, чтобы ни начать прилюдно рвать волосы на голове за собственную беспечность.
- Рината, повторение подобного не допустимо, - воспоминания, как непрошеные гости, продолжали бушевать в голове, воскрешая картины, в которых он представал на месте Ринаты, стоя на том же месте, повинно опустив голову, заверяя, что он больше никогда и ни за что…, скрестив пальцы за спиной и пряча лукавую улыбку за высоким воротником. Всем было понятно, что подобное предостережение вряд ли способно кого-то остановить в достижении желаемого, но обойтись без старой доброй порции здоровой воспитательной речи было нельзя. Переведя взгляд на Марго и удостоверившись, что та не успела еще сменить гнев на милость, уступил ей пальму первенства в тонком веретене обвинений.

Феликс чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Во-первых, он откровенно недоумевал по поводу того, как способна была Рината, уже имея представления о том, с кем имеет дело, продолжать оставаться столь спокойна и даже радостна от пребывания в его компании. С другой стороны, забывая о том, кто есть отец ее ребенка, он даже чувствовал что-то сродни радости за племянницу и начал смягчаться, где-то в глубинах души догадываясь, что ей, как будущей матери, все же необходимо разделить столь сладостное ожидания с непосредственным виновником событий, то есть, с будущим отцом. Но слова Марго полностью нивелировали жалкие радостные потуги, являясь горькой пилюлей, которую так хотелось выплюнуть и навсегда забыть то неприятное ощущение, что надолго остается на кончике языка.
Единственное, на что он оказался способен это замереть с младшей из Вальянт, выражая свою поддержку опущенной на хрупкое плечо ладонью, создавая второй фронт наступления самим собой за спиной племянницы. С немым скепсисом выслушал все сказанное Роксаной, не столь из недоверия к сказанному, сколько из-за субъективного нежелания принимать всерьез хоть что-то из того что она говорит:
- Тоже увлеклась кем-то из волосатых? – с потаенным упреком уставился на Мур, тая еще нечто куда более потаенное чувство, внезапно всколыхнувшее все внутри едва ему представилась девушка в компании, точнее в тесной компании с кем-то... Отнести ее потворство к простым дружеским чувствам оказалось выше его мужского понимания устройства мира.
- Рината ты безнадежно мало осведомлено о том с кем имеешь дело, я рад, что пока ни одно из сказанного о истинной сущности тех, кого мы именуем оборотнями, не нашло подтверждения, иначе, тебя бы уже не было здесь с нами, но все же ты должна понимать, что эти существа, они больше животные, чем люди, над ними превалируют инстинкты и возможно в следующий раз все не завершится столь благополучно как сейчас, никаких гарантий в этом нет, - предчувствуя бурю опровержений своим словам, Феликс поспешил сменить курс своей речи, - я не говорю о том, что ты должна забыть о нем раз и навсегда или оставить все и сейчас же, собрав вещи, ехать прочь из этого города, нет... пока нет, но чтобы этого действительно не произошло, как бы мне того хотелось, было бы неплохо и нам с Марго получить наглядное подтверждение твоим словам, - Вальянт не стал пока омрачать племянницу личным опытом и своим непосредственным участием в бойне волков, - познакомь нас со своим…, - превозмогая желание назвать его как угодно, ограничился лишь нейтральным, - другом.
Мысленно возгордившись самим собой от подобного либерализма, вынесенного им на словах и отданного на потребу публике, Феликс прогарцевал своим тонким умением сглаживания конфликтных ситуаций, как ему казалось, и завершил свой словесный опус, неожиданным для самого себя посылом:
- Прежде чем мы продолжим, позвони Летерии, она казалась немного взволнованной, - это могло бы стать прекрасным финалом его прочувствованного выступления, если бы не было пропитано столь ощутимым презрением по отношению к этой женщине, чье волнение (простите за каламбур) волновало его менее голодающих тараканов в холодной Сибири.

Откровенно поучительная позиция, как школьный костюм начинала доставлять ощутимый дискомфорт подросшему телу, от него хотелось поскорее избавиться, желательно не нарушив при этом семейную реликвию. Все вроде бы пошло на лад, остались только не слишком приятные впечатления от колких фраз, которые пока никак не желали выветриваться, круглый стол должен был разрешить и эту проблему, но Роксана, к удивлению Вальянта, покинула их теплое гнездо и что еще более удивительно, точнее, огорчительно, без дерзкого вчерашнего прощального поцелуя, что заставило его долго и с упреком вглядываться в кресло, которое не смогло ее удержать – дрянная мебель и никаких тут кандалов или пут.
Тяжко вздохнув, Феликс рухнул на диван, утопая в мягкости мягкой мебели, даруя себе ценные минуты тишины и покоя, теперь в гостиной они снова остались вдвоем с Марго, вот только тяжкие минуты ожидания неизвестности прошли и словно невидимый груз временно спал с плеч, над будущим задумываться пока не хотелось, хотя и упустить из виду, что он взвалил на себя непосильную ношу из двух взрослых девиц, в воспитании которых он принимал участие, задаривая сладостями и плюшевостями не получалось и даже теплая атмосфера домашнего очага начинала угнетать, словно сужаясь и грозя обрушить потолок на его беспечную голову, надо было подумать, в том числе и о встрече с субъектом, тесно оккупировавшим, не хотелось думать, что сердце Ринаты, но голову точно.
Все вокруг вообще казалось ему странным и непонятным, не таких впечатлений ждал он от своего возвращения, не так мнил себе "радостную" встречу с племянницами и уж точно, не рассчитывал, что сразу же придется разгребать ворох осенних листьев, засыпавших всегда аккуратные дорожки перед домом Вальянт, фигурально выражаясь. Издалека все казалось идеальным и само собой разумеющимся, но вникнув в суть происходящего те старания, что прилагали Летерия и Витторио, создавая свое идеальное семейство становились очевидны.
Но сытый желудок всегда способствовал укреплению семейных связей и доброму расположению духа, так что дождавшись возвращения Ринаты, все семейство дружно отправилось за тот самый круглый стол, что примирил уже не одно поколение семейства.
- Ну, как там Летерия, успешно добралась? - с неподдельным интересом осторожно поинтересовался у Ринаты, прощупывая почву и разгадывая тонкие нюансы женского настроения.

Отредактировано Феликс Вальянт (2011-09-17 21:50:07)