Вечер подкрался незаметно, не слышно и не желанно. Сам не зная, каким мистическим образом, но Дани остался на этот вечер в чистейшем и не рушимом одиночестве, яро ненавидимым им. Одиночество, так или иначе, провоцировало молодого человека на разнообразные рефлексии, думы и метания по поводу смысла жизни и сущности бытия. Которые, в свою очередь, наводили на тоску и скуку, совершенно материально заполнявших собой все естество.
Спасаясь бегством от нахлынувших эмоций, Даниель стремительно, в своей излюбленной манере, словно ураган пронесся по дому, в поисках ключей от мотоцикла и с триумфом отыскав искомый предмет, с той же ураганной скоростью поехал на поиски приключений. Недолго поблуждав по Сагредо, Дани выбрался за его пределы, неведомые силы влекли его в церковь Святого Антонио.
Единственной объяснимой причиной влекущей его туда, оказалось, то, что он еще ни разу не побывал в ее стенах. Не редко ему приходилось бывать в ее окрестностях, в приюте, в подвале, но еще ни разу он не отметил свое присутствие в церкви. Противореча своим же первоначальным порывам, спасаясь от тишины и покоя, он набрел на их первозданный источник. Ничего более непоследовательного в своей жизни Даниель еще не совершал, но ему вдруг резко захотелось поупиваться собственным одиночеством, и покопаться в своей, окутанной хаосом, голове. Лучшее для этого место было бы сложно отыскать в этот день и час.
Стройные ряды деревянных лавчушек, огромное количество свечей, отбрасывающих блики на полутемное камерное помещение – идеальное место для упаднических мыслей и настроений. Дани никогда не был приверженцем католических, да и каких-либо вообще, верований, поэтому крайне скептически относился к этому храму духовности. Сев на ближнюю к алтарю скамейку, он пытливо осмотрел все, хранимые церковью и выставляемые на всеобщее видение, артефакты, но так и не проникся никакими светлыми чувствами.
Опустив голову и прикрыв глаза, Дани отчего то вспомнил о своих счастливых, не обремененных бурными страстями и грехами, детских годах. Иногда так хотелось вернуться в это беззаботное время под папино крылышко и оставить всю свою хвалимую самостоятельность и гордость за порогом.

Уединение было не долгим, но продуктивным. Состояние вселенского покоя и умиротворение поселилось в Даниеле, он расслабленно сидел, соскользнув по деревянной скамейке вниз и откинув голову назад, обозревал церковные потолки. Постороннее присутствие его нимало не смутило и он, противореча всем правилам приличия, закинул ноги на спинку впереди стоящей лавки и закинул руки за голову, наблюдая за процессом зажигания свечи, а следом заинтересовался и самой девушкой. Может быть, это был знак, она была ниспослана ему небесами, чтобы скрасить вечер и тухлое одиночество? Ее вопрос вывел Лионкура из бессмысленных раздумий и навел на другие. А где священник? Дани понятие не имел, его это вообще не волновало, он и думать забыл о столь важном атрибуте, всегда наличествующем в церкви.
- Я его съел, - оголив клыки и очаровательно улыбаясь при этом, Даниель любовался видом сзади, и гадал, какова девушка анфас, - может я смогу тебе помочь? – обращаясь на «ты», Лионкур сразу миновал ненужные официальные барьеры порядком ему наскучившие и откровенно заигрывал  с молоденькой девушкой. Это была его персональная слабость, на уничтожение которой он надеялся в скором времени. Дани до безумия был одержим открытием новых горизонтов и покорением новых вершин, одна из которых и высилась возле алтаря, обласканная мягким светом церковных свечей. Не упускать же такую возможность, приплывшую в руки и пускать остатки вечера насмарку!

Естественно, никаких священников Лионкур не ел и даже не кусал, но в голодном состоянии он был способен и не на такой поступок.
- А кто сказал, что это было легко? – ничего не значащий разговор завязывался, и Дани не меняя положения, прикрыл глаза, прислушиваясь к действиям девушки, пытаясь нарисовать в своем воображении ее плавное перемещение по камерному залу церкви.
Растекаясь по церковной мебели, Лионкур придирчиво осмотрел себя, на предмет обнаружения признаков послушничества. Оные в его облике начисто отсутствовали, что немало ободрило парня и придало дополнительной, льющейся через край, самоуверенности.
- Мы? О нет, мы слишком любим грешить, чтобы стать послушником, - без сожаления покинув насиженное место, Дани предпринял стратегическое перемещение и сел вплотную к молоденькой девушке, обернувшись вполоборота, – Неужели столь юная особа уже успела отдаться на волю сладостным прегрешениям?
Девушка, выглядела чрезвычайно интригующе, со своим желанием исповедаться, источая при этом пряный аромат алкоголя, и выглядела притом столь невинно. Она так и манила выпытать из нее все тайны мироздания, крутящиеся в милой головке, с копной темных волос.

Чудесная детская игра в кошки-мышки, еще в юности привлекала Лионкура к этому процессу преследования более слабого противника, улизывающего от хитрого кота. Коронный ход - дать мышке мнимую свободу перед тем, как сомкнуть белоснежные зубки на шее жертвы. Отведя взгляд от юной прелестницы, Дани следом за девушкой решил узреть в распятии «нечто» и крайне заинтересованно, склонив голову набок, завесив глаза густой челкой, уткнулся взглядом потемневших глаз в главный алтарь. Руки, зажив вольной жизнью, опустились на спинку, занимаемой ими, лавки, совершенно непреднамеренно задевая спину девушки, сквозь тонкую ткань платья. Взгляд скользнул по профилю девушки, и тут же сменил объект изучения, пройдясь по предметам церковного обихода.
- Да, сладострастие – тяжкий грех, - тяжело вздохнув, как человек умудренный, и даже в коей-то мере, исстрадавшийся подобным опытом, заметил Дани, - ты должна стойко переносить все соблазны, встречающиеся на твоем пути, - рука все также невзначай описывала круги, выводя пальцами узоры, рисуемые богатым художественным воображением, на деревянной поверхности, совершенно случайно задевая спину и плечо девушки, будто и не замечая того, что деревянная поверхность все чаще сменяется тканью, пропитанной человеческим теплом.
В глубокой задумчивости о греховности бытия и всего сущего на земле, Даниель приблизил к своему лицу правую руку и отстукивал плавной дробью кончиками пальцев по губам. Полный отрешенности взгляд устремлен будто насквозь, сквозь стены, сквозь пространство…боковым зрением не забывая поглядывать на девушку.

Плавный разворот налево, с отстраненной улыбкой на лице, словно она своими словами отвлекла его от тяжких раздумий, взгляд блуждающий, пытливо осматривает вблизи серые глаза, подмечая не скрытый интерес в ее глазах. Стоит только ее взгляду устремиться в заоблачные дали, Дани бесстыдно ощупывает глазами тело девушки.
- Да, грешен! - осторожно завладев рукой девушки, покоящейся на коленях, и невольно задевая подол платья, Даниель притянул ее ладонь к своей груди, - а как же не грешить, когда вокруг столько соблазнов? Беспомощный в любовном ритуале, под бременем страстей держусь едва и на устах - ни гнева, ни печали. Пусть взоры говорят, молчат уста, и сердце бьется с каждым мигом чаще, - в голове так и крутились эти строки люимого поэта, так, кстати, пришедшиеся к месту. Прижав ладонь девушки к колотящемуся сердцу, Даниель не сводил с нее глаз, ощущая жар ее руки, даже сквозь тонкую ткань футболки и внутренне начинал ликовать, все настойчивее подталкивая мышку к клетке.
Она была хороша в этом лживом свете свечей, отражающимся в глазах, в этом простеньком платье, и так притягателен был этот флер невинности витавший в церковном зале, что соблазн все возрастал и возрастал, утягивая за собой все дальше грешную душу оборотня.

Особенных причин для появления этим вечером в церкви у Дани не было. Явившись сюда первый раз в жизни, он вел себя, отринув все рамки благочестия, должные к исполнению и почтению в храме божьем. Более того, не найдя здесь ничего достойного своего внимания, он собирался обходить это место стороной и дальше. Но сейчас в компании с молоденькой девушкой, окружающая атмосфера не давила, а, наоборот, располагала к приятному времяпрепровождению.
- Нет, мир божественного просветления ожидает меня на заре моей жизни, я надеюсь, а пока я зашел сюда лишь для того, чтобы скоротать время в приятной компании, - на этот раз он не собирался отворачиваться и отводить свой взгляд от девушки, плотнее придвинувшейся к нему. Даниель сделал еще одно движение на встречу, сократив и так минимальное расстояние между ними до несуществующего.
- А я ведь еще ни разу не исповедовался…и не собираюсь, - глубокая задумчивость отразилась на лице молодого оборотня, вспоминающего последний из своих грехов. Разве что-то настолько приятное может быть запретным? Подобная жизненная несправедливость ни раз становилась препоной на пути Лионкура к более благочестивому поведению, он был слишком слаб, чтобы самовольно отказаться от тех радостей жизни, что текли ему в руки и доставляли несоизмеримое с душевным - телесное удовольствие.

Ощущая жар тела на руках, касающихся оголенной кожи плеч и чувствуя сбивающееся дыхание в купе с блеском в девичьих глазах, невозможно остаться равнодушным и не ощутить собственный возрастающий жар и участившееся сердцебиение, гоняющее горячую кровь. В принципе, ничто не мешало воспользоваться ситуацией в свою пользу, но что-то все же сдерживало, то ли проснувшаяся внезапно нравственность, то ли само это место явилось барьером, мешающим перейти грань между ничего не значащим флиртом и соблазнением.
Тем не менее, тело жило своей жизнью, мало прислушиваясь к слабым отголоскам разумных мыслей, молодость всегда горяча, стремительна и совершенно необдуманна. Скрутив легонько прядь распущенных волос, Дани убрал их от лица девушки, отправив прядку за спину, и провел пальцем по щеке. Как художнику, ему всегда было важно ощутить собственными руками каждый изгиб и мягкость кожи, запечатлеть в памяти образ, чтобы потом воплотить его на холсте. Не отрываясь, он следил за глазами, наполненными каким-то особенным блеском, а вторая рука уже беззастенчиво легла на колено девушки.
Даже не оборачиваясь вслед за рукой, указующей путь к исповедальной кабинке, Дани отрицательно помотал головой, с лукавой улыбкой на губах.
- Я боюсь тесных замкнутых помещений, - солгал, не моргнув и глазом, внеся в свою копилку еще один небольшой грешок, - во всяком случае, когда один.

Случайная встреча принимала все более неожиданный оборот, плавно переходила к своей кульминации. Внезапно возникшее напряжение все возрастало с каждой минутой и воздух, оставшийся в малом пространстве между двумя молодыми оборотнями, был будто насыщен электрическими зарядами, маленькими иголочками, вонзающимися в тело.
- М, будешь оберегать мой покой? – лукавая улыбка все не сходила с лица Даниеля, искушение было столь велико, сколь и запретно в этом месте. Но когда запреты остановливали?
Все шло, как нельзя лучше, терзаться муками совести по поводу соблазнения невинной девушки было бы верхом глупости, ощущая на своих губах поцелуй этой самой воплощенной невинности. Заключив в свои объятия хрупкую девичью фигуру, Дани усадил ее к себе на колени, не прерывая первый легкий поцелуй и углубляя его. Внутри бурлил эмоционально насыщенный вулкан бурной страсти, внезапно вспыхнувшей и затмившей собой здравый смысл, вопивший о некой неправильности происходящего, но так тихо и глубоко, что не был услышан. Азарт разгорался с каждой минутой все больше, добавляя некоторую нервозность ситуации, когда дыхание сбивается, смешиваясь в поцелуе со столь же сбивчивым и резким дыханием незнакомой девушки. Руки слепо блуждают, цепляяь за материю легкого платья, чуть более грубо и сильно, чем того требует ситуация, отмечая каждый плавный изгиб тела девушки.

В царство вселенского покоя и благочестия было так волнительно приятно вносить толику греховности, что в какой-то момент все мысли моментом закрылись от их обладателя, оставив ему в голове лишь тонкое напоминание о своем былом присутствие в этом темном царстве. Запах церковных благовоний заставлял голову кружиться и уноситься сквозь время и пространство, здесь и сейчас была лишь она, сладкий поцелуй и врезающаяся в спину деревянная скамейка, которая и вернула зачатки мыслей в голову оборотня и позволила во время уловить звук шагов, настолько тихий и еле доносимый до обостренного слуха оборотня, что, казалось бы, это мираж.
Оторвавшись от мягких губ девушки, Дани восстановил сбившееся дыхание, и попытался усмирить сердечную мышцу, рваными ритмами, скачущую в груди. В глазах по-прежнему пылало неприкрытое стремление к ласкам и поцелуям, но начавшие раздаваться в дали шаги, не оставляли сомнений, что в их распоряжении не более минуты, в которую невозможно усмирить тот поток желания, что захватил их с головой.
С сожалением отстранив от себя прелестное создание, ниспосланное ему небесами в этот вечер, Даниель поспешил отодвинуться на приличное расстояние, но тут же припал к ее губам, страстно целуя, оставляя о себе напоминание. Время бежало с бешеной скоростью, а звук шагов уже набатом бил в голове, призывая немедленно отстраниться. Даниель встал со скамейки, успев еще улыбнуться девушке и охватить стройную фигурку взглядом, продолжая негодовать от обстоятельств оторвавших его от этого сладкого греха. А по проходу к ним уже приближался священник, которого дожидалась девушка, чтобы исповедаться, как уяснил Лионкур из ее слов.
Делать здесь ему уже было нечего, подмигнув на прощание девушке, он двинулся по проходу навстречу Святому отцу, и приветствовал его, почтительно склонив голову, но, не произнося ни слова, опасаясь, что смех вырвется изнутри и разразиться на всю церковь. Дани, чувствовал себя, как маленький нашкодивший мальчишка, разбивший банку с вареньем в гостях и скрывающийся с места преступления. Получив от отца Левино лишь удивленный говорящий взгляд, он смог открыто улыбнуться, демонстрируя ему сверкающие белизной зубы, и пожелав всех благ, поспешил распахнуть тяжелые двери и выбраться наружу, где смог бы, наконец вдохнуть свежий воздух полной грудью.
Мотоцикл, все так же стоял у входа, ожидая своего буйного хозяина, и верно и преданно заверещал двигателем, стоило только ключу повернуться в зажигании. Спустив тормоза, Даниель умчался в ночь, наравне с ветром, треплющим его волосы.